Антропогенез и мозг.

[Konof]

И, еще, уважаемый Konof, Вы, как я понял, разделяете критическое отношение А. М. Хазена к дарвинизму

Мало того, что не разделяю, но и недоумеваю по поводу того, на основании чего Вы сделали такой вывод?

[Evol]

кто такой василий андреевич, разрешите осторожно поинтересоваться?

Активный и один из старейших участников нашего форума, очень рассудительный, вдумчивый и доброжелательный, по моему мнению, оппонент, пытаюсь привлечь его к Вам в тему, уважаемый Konof.

[Evol]

Мало того, что не разделяю, но и недоумеваю по поводу того, на основании чего Вы сделали такой вывод?

Благодарю за ответ, на всякий случай проверил Ваше мнение о дарвинизме и СТЭ. Я, лично, воспитан в их духе и мне не хотелось бы принимать участие в бесплодных спорах с ярым противником дарвинизма и синтетической теории. 

[Konof]

Мало того, что не разделяю, но и недоумеваю по поводу того, на основании чего Вы сделали такой вывод?

Благодарю за ответ, на всякий случай проверил Ваше мнение о дарвинизме и СТЭ. Я, лично, воспитан в их духе и мне не хотелось бы принимать участие в бесплодных спорах с ярым противником дарвинизма и синтетической теории.

Моё недоумение теперь только ширится и глубится. А читали ли Вы, любезный сосед, хотя бы абзац из моего текста? Ужель не видно по нему, что я впитал Дарвинизм и СТЭ ещё с молоком матери университетским пивом?
А касательно "проверки" я сразу догадался. Заставшему отделы кадров и кадровиков это не сложно.
И здесь тоже нет сарказма, но возможна ирония.

[Konof]

кто такой василий андреевич, разрешите осторожно поинтересоваться?

Активный и один из старейших участников нашего форума, очень рассудительный, вдумчивый и доброжелательный, по моему мнению, оппонент, пытаюсь привлечь его к Вам в тему, уважаемый Konof.

Если что, сарказма я не понял, извините, пожалуйста.

[Evol]

читали ли Вы, любезный сосед, хотя бы абзац из моего текста

Читал.

[Evol]

Почти все, про власть - еще не до конца.

[Konof]

Почти все, про власть - еще не до конца.

Благодарю! На этот раз даже без тени иронии и вообще какого бы то ни было скрытого смысла. Я вообще , если что, "парень" прямой и бесхитростный.
  В таком случае, рискну опубликовать последнюю главу.

[Konof]

Глава 11. От стада к государству.

   И так, в  стадах высших приматов со сложной социальной структурой, коллективно присваивающих природные ресурсы и распределяющих эти ресурсы внутри стада посредством сложной социальной структуры с наметившейся уже институциональной властью  возникает членораздельная речь, разум и сознание. Что это такое, как и почему возникает,  достаточно подробно описано в предыдущих главах. Там же мы подробно разобрали, что такое культура, почему она является второй основой (первая – ДНК) для эволюции поведения.  Выяснили, что культурные формы поведения  не являются абсолютно новыми, а имеют основой генетически определяемое поведение, и таким образом культурное поведение это модификация врождённых форм поведения. Значение  же культурного поведения и культуры вообще для выживания видов состоит в том, что культурное поведение обеспечивает повышение эффективности  использования  ресурсов. Только по этой причине и существует магистральный в антропогенезе  эволюционный тренд на развитие культуры. 
   Власть, как мы выяснили, имеющая своим источником индивидуальную власть особи на институциональной стадии  так же приобретает все свойства ресурса и в процессе культурной эволюции совершенствуется поведение по повышению эффективности её использования. Но происходит это совершенствование не изолированно, а с единовременным повышением эффективности  использования всех, без исключения ресурсов: от ресурсов человеческого тела (палка в руке, повышающая эффективность использования физической силы как пример), психических и интеллектуальных ресурсов до пищевых и энергетических ресурсов территории, присвоенной стадом.
    В главе 6 и 7 я уже описывал подробно, что культура  это новая форма эволюции поведения, функционирующая по тем же законам отбора, что и эволюция на основе генетики, ДНК, только имеющая огромное преимущество в скорости.  И так же, как существует генофонд вида (популяции) и генотип конкретной особи, существует культура вида как сумма всей культурной информации, и культура конкретной особи. Культуру конкретной особи, как сумму усвоенных особью образов и навыков я, помнится, назвал «виртуальной» реальностью особи, в которой  и существует сознание особи. Не зря слово «виртуальная» я тогда закавычил до времени. Это был наиболее подходящий для описанных явлений термин, но не совсем точный и адекватный. Теперь можно назвать явление наиболее соответствующим его сути названием – культурная реальность. Подобно генотипу это именно та часть культуры, которая существует в мозге особи и проецируется в него из культуры вида (популяции). 
  Культурная реальность основана на образах среды, состоящих как из образов, отображающих реальную среду, и создающихся при работе органов чувств особи, так и из культурных образов, создающихся в процессе языковой коммуникации особи с другими особями, носителями культурной информации. Тут мы подходим к главному моменту в данном контексте:  если культурная реальность особи создаётся в процессе коммуникации с культурой в целом, то выживаемость будет выше у той культуры, которая будет формировать у особи культурную реальность, наиболее способствующую этому выживанию.  Естественно, с тем или иным успехом, но здесь значение имеют средние, массовые показатели.
   Ни на минуту не забывая о том, что органическая основа всего, что мы здесь разбираем, мозг, замечу, что культурная реальность и культурное поведение особи будут формироваться тем успешнее, чем лучше у особи развиты системы торможения, зоны мозга ответственные за речь и продолжительный период импринтинга,  как самый главный фактор развития речи и сознания.   
   Как только на своём эволюционном пути сложное стадо приматов с институциональной формой власти вступает в культурный этап своего развития, тут же начинают развиваться и модели культурного поведения, формирующие культурную реальность в направлении коррекции поведения каждой особи в сторону совершенствования и институциональной власти, и её перераспределения как ресурса внутри социума, и позитивного принятия данных процессов по возможности всеми особями стада. Эти формы хорошо известны – ритуал, обычай, традиция, обряд, религия.  Властный ресурс, соответственно, частично перераспределяется в новые страты социума. К всевозможным «хранителям традиций», «старейшинам», «жрецам», «шаманам», церкви, «идеологическим отделам», педагогам и просветителям.  В новых стратах формируются свои системы доминирования, не так жёстко основанные на  физическом превосходстве, новые ранговые маркеры.
   Сами ранговые маркеры как уже культурно-биологическое явление тоже претерпевают бурную эволюцию от ярких перьев, бус и татуировок до императорских корон, мундиров со знаками различия, размеров гульфика, малиновых пиджаков, стоимости часов и водоизмещения яхт. Но при этом никуда не девается биологическая основа структуры стада – инстинкт доминирования и поведение выстраивания иерархий. Все имевшие  и имеющие место быть социально-политические и экономические типы государств от феодальных до капиталистических,  и все никогда не имевшие место быть фантастические формы государств от коммунистических до либеральных являются лишь различными формами перераспределения ресурсов и власти.    А за возникновением  той или иной формы перераспределения  никогда не стоит субъективная воля. Все они возникают исключительно как продукт объективной биолого-культурной эволюции, эволюции власти как систем перераспределения ресурсов. И напротив: отдельные исторические субъекты, участвовавшие в строительстве  той или иной формы государства  являются лишь случайным образом ставшими формализаторами эволюционно возникшей идеи или деятельными её реализаторами.
  Формы распределения ресурсов и власти, эволюционировали, в свою очередь, в связи с эволюцией технологий повышения эффективности использования ресурсов, что требовало более сложных форм перераспределения этих ресурсов и продуктов их переработки.
   В гуманитарной парадигме  самую примитивную форму организации человеческого сообщества принято называть «семейной общиной» и «родовой общиной». Наиболее простой является и властная организация этих сообществ. Простая иерархия с доминирующей особью на вершине пирамиды. Естественно, в силу малочисленности такого сообщества и кровного родства между его особями внутренняя конкуренция в нём не имела, скорее всего, острого характера и поведение доминирования было не столь явным, чего не сказать об острейшей конкуренции за ресурсы между подобными  сообществами.  В силу этого в гуманитарной парадигме эпохи увлечения марксизмом даже возник термин «первобытный коммунизм», на основании того, якобы, что все особи стада имели равный доступ к присвоенным ресурсам. Конечно же, это было не так,  да и не могло быть так даже по наблюдениям за современными примитивными племенами, не говоря уже о том, что этому противоречат археологические материалы и характер поведения нашего вида. Если кому то хочется привычных марксистских идеологий, то родовая община, это скорее уж некий «первобытный социализм», когда всем сообществом вместе боролись за присвоение территории, вместе занимались переработкой присвоенных ресурсов, но использовали ресурсы всё таки не абсолютно по своему желанию каждый (как предполагалось при коммунизме),  а под управлением доминирующих (властных) особей и заведённого порядка и обычаев.  В общем, имело место коллективное присвоение ресурсов и их внутриколлективное перераспределение под контролем «мудрой» власти. Что и есть социализм.
При этом, все  взаимоотношения в примитивном сообществе, как и перераспределение всех ресурсов,  были прекрасно видны и прослеживаемы для каждого члена сообщества, и, соответственно, понятны. С пониманием  начали возникать проблемы в последующих формах организации  человеческих сообществ в силу их численного роста и усложнения.   Чем более уменьшалась возможность понимания членами сообществ насильственного характера  перераспределения ресурсов (в том числе ресурса власти) при безусловном коллективном характере их первичного присвоения во все, без исключения, эпохи, тем больше это непонимание само по себе давало возможность со стороны власти формировать в сознании членов сообществ культурную реальность, способствующую торможению агрессии членов сообщества против сложившейся иерархии.   






   Родовая (семейная) община была практически единственной формой организации человеческих сообществ очень долго. Практически, от момента начала антропогенеза до конца неолита (особенно на европейской территории).  Сохранялись родовые общины и в бронзовом и в железном веке.
   Следующей после родовой общины формацией в гуманитарной парадигме считается феодализм, и как часто можно прочитать в исторических трудах, феодализм возникает на стадии «разложения» родовой общины. В известном смысле разложение, это достижение родовыми общинами благодаря развитию технологий такого предела численности общин, после которого их стабильное существование далее становилось не возможно.  При этом старая модель выхода из  ситуации путём отпочкования от старой общины новой с присвоением новой общинной новой же территории становится невозможной в силу того, что свободных для расселения территорий практически не осталось. Под влиянием новых условий и выжили общины, раздел которых произошёл не до конца, подобно тому, как делится одноклеточный организм, а разделившиеся общины продолжили своё существование уже в виде новой формы надобщинной организации подобно многоклеточному организму. 
   Феодализм остаётся ещё довольно простой системой перераспределения ресурсов, в том числе и властного. Высший феодал (высший доминантный самец) отдаёт своим вассалам практически всю полноту власти над их вассалами, территорией и распределением ресурсов этой территории.  По большому счёту, это ещё почти «союз племён» и историками часто называется протогосударством. В это время уже очень хорошо развиты отношения обмена продуктами технологий переработки ресурсов и их интенсивность наряду с географической широтой  обмена очень быстро вызывает появление обменных эквивалентов той или иной степени универсальности. В качестве обменного эквивалента использовались и  шкурки  пушных животных и специи и даже редкие океанические раковины моллюсков. Вообще, обменные эквиваленты , по видимому, были уже  в неолите в виде желваков или отщепов кремня или обсидиана, тех же шкурок и украшений, но с открытием человечеством металлов начиная с энеолита, всё чаще именно слитки металлов начали использоваться в качестве универсального обменного эквивалента. В какой- то момент в список  товаров- эквивалентов вошло и золото.  И тут мы подходим к очень важному моменту, на мой взгляд. Не смотря на весьма развитые отношения обмена и наличие универсальных обменных эквивалентов, наличия накопительства (свойственного уже шимпанзе) как продуктов переработки ресурсов так и продуктов-эквивалентов, не смотря даже на то, что наверняка уже на самых ранних стадиях протогосударств было известно и «кредитование» как предоставление чего то «взаймы» с последующей отдачей взаимодавцу чуть больше того, что он дал, все эти весьма сложные отношения  нельзя было назвать экономикой. Ни о какой экономике не может быть и речи, пока всё это сложное социальное поведение и отношения развиваются и регулируются стихийно, то есть естественным путём. Экономика начинается с того момента, когда в существование и развитие процессов обмена продуктами переработки ресурсов вмешиваются доминирующие особи с помощью имеющегося у них ресурса насилия. Говоря проще, экономика начинается с момента, когда власть начинает регулировать отношения обмена. Власть разрабатывает некие ограничения и правила этого обмена, то есть законы обмена, законы экономики. Важно здесь именно то, что так называемые «экономические законы»  являются продуктом насилия и существуют исключительно благодаря насилию со стороны власти. Они не объективны и не неизбежны, как на протяжении столетий власть пытается внушить подданным государств. Они вполне могут быть другими, нежели  существующие. Объективно существуют лишь отношения обмена. Но мы отвлеклись в сторону «политики», несколько иного социального института.   Вернёмся к феодальному протогосударству.
    Как бы не была велика территория протогосударств в сравнении с территориями обитания родовых общин, они точно так же присваивались, и процесс удержания присвоенного был и остаётся перманентным процессом, пока существует любое государство.  И  так же, как присвоение территорий общинами вызывало силовые конфликты между ними, точно так же конфликтовали и протогосударства. Но совершенно естественно, что как общины были не постоянно в состоянии войны, так и протогосударства (позже государства) благодаря способности людей договариваться какую-то часть времени своего существования проводили без войн. Первоначально предметом как раздора, так и договорённости были собственно границы присвоенных территорий, ресурсы которых использовались.  А вот вторым предметом договорённости становятся как раз отношения обмена через эти границы. Различные территории обладают очень разными запасами ресурсов. По-разному развиваются технологии повышения эффективности использования этих ресурсов, их переработки. Соответственно, выживают те протогосударственные образования, где эволюционируют и технологи использования властного ресурса доминирующими особями и стратами не только для того, чтобы поддерживать своё доминирование внутри сообщества, но и для того, чтобы в периоды «мира» концентрировать все ресурсы сообщества для отстаивания присвоенных территорий во время периода войны. И наиболее важным трендом эволюции технологий повышения эффективности использования властного ресурса  становятся именно технологи применения насилия в области отношений обмена как внутри сообщества протогосударства так и между ними, то есть через границы сообществ. Выживали  те протогосударства, которые наиболее успешно продвигались в данном направлении.
   До определённого времени применять насилие в области свободного обмена ресурсами и продуктами их переработки было довольно затруднительно в силу их разнообразия, сложности сравнительной оценки  и непомерной громоздкости всей обменной «массы».  Потому максимум, в чём выражался контроль обмена ресурсами и продуктми, так это в отборе части  продуктов в пользу доминирующих особей и страт и в использовании труда и боевых качеств подчинённых доминантам особей как ресурса.   Но всё резко меняется с появлением обменного эквивалента.  Того же золота. Куда проще вместо всей обменной массы имевшихся ресурсов и продуктов переработки  сконцентрировать власть(потенциал насилия) на одном единственном обменном продукте!  И это происходит почти мгновенно в исторических масштабах. Весь имеющийся потенциал власти доминирующей особи ли страты направляется на стандартизацию вида-размера обменного эквивалента, его номинала и установлению монополии на его производство и регулирование массы, участвующей в процессах обмена. Появляются деньги.  Подчеркну особо, как очень важный момент – существование денег категорически не возможно без насилия! Любой обменный эквивалент, включая золото при условии свободы обмена на основе договорённости в каждом конкретном акте обмена никогда не смог бы стать деньгами без контроля со стороны доминирующей страты, института власти за его оборотом.  С другой стороны, деньги сами по себе, будучи обеспеченными прежде всего насилием, являются концентратом этого насилия и обладание ими даёт возможность насилия уже далеко не только доминирующей страте, назовём её с этого момента  - официальной власти. Таким образом, деньги изначально, с момента своего появления становятся взаимообуславливающей, неразрывной парой с властью.  Именно с этого момента и появляется экономика, и именно с этого момента возникает настоящее государство.
   Какой-то исторический  период власть остаётся абсолютным монополистом в контроле над параметрами денег внутри государства. Но более эффективными, а стало быть, и лучше выживающими становятся   государства, в которых власть для начала,  опять же, с применением насилия начинает жёстко обеспечивать выполнение долговых обязательств, и на роль денег постепенно выходит документ, удостоверяющий долговое обязательство, расписка.  Появляются бумажные деньги. По сути, просто нечто, несущее информацию о количестве денег. И пользоваться этим нечто, являющимся просто информацией при отношениях обмена (купли-продажи) возможно только в условиях, когда выполнение обязательств по ним контролирует и гарантирует государственная власть. Какое то время сумма всей числовой информации о деньгах ещё продолжает соответствовать действительному  наличию в природе этих денег в форме драгоценного металла, то есть информация о деньгах обеспечивается золотом, но это длится очень не долго. Рано или поздно случается так, что за информацией о сумме денег на носителе этой информации (банкнота, облигация, акция, электронные носители) не стоит абсолютно ничего, кроме насилия со стороны доминирующей страты, принуждающей участников купли-продажи  считать эту информацию реальной обменной ценностью.  Деньги окончательно становятся эквивалентом насилия и кроме насилия ничего не конвертируют. Это прекрасно можно видеть, если посмотреть на «жизнь» денег разных государств, «международных валют». Чем большим потенциалом насилия обладают властные страты тех или иных государств, или надгосударственные образования, тем «ценнее» и стабильнее их «валюты», и чем большим количеством этой именно «валюты» обладает даже та или иная особь, тем большим потенциалом насилия обладает эта отдельная особь. Деньги, таким образом, становятся ещё и инструментом распределения ресурса власти как способности к насилию.
 

[Konof]

 Я сильно забежал вперёд, отвлекшись от описания эволюции государства как продукта социального поведения человека, но это было необходимо для лучшего понимания дальнейшего описания  эволюции государства с естественно - научных позиций.
     По мере развития технологий,  повышавших эффективность использования ресурсов, закономерно росла численность населения феодальных государств, и в конкурентной борьбе выживали уже те государства, где распределение ресурса власти менялось в сторону её концентрации и централизации. Что,  в общем- то, было процессом, обратном тому, который имел место при эволюции общин в феодальное государство.  Властный ресурс «сюзеренов» территорий государства становился всё меньше с перетеканием его к «верховному сюзерену». Часть бывших властителей территорий вливались в «центральную власть» уже на правах практически полного подчинения (дворяне) верховному правителю (король, царь, великий князь) , образуя единую правящую страту, как было ещё в больших общинах, но уже с новыми технологиями повышения эффективности властного ресурса, новыми технологиями насилия.  Появились новые страты, в которые центральная власть уже на иной основе, чем когда то своим вассалам распределяла властный ресурс. Это армии, «полиция», суд, и т.п.  Появившаяся вслед за деньгами экономика стала одним из важнейших механизмов  и технологий управления (по сути всё того же насилия доминирующей группы) государством, и соответственно, зародилась и страта, нишей существования которой была экономика, денежный оборот. Сначала это были всевозможные торговцы (купцы), из которых позже выделилась категорию торговцев, занимавшаяся уже исключительно торговыми операциями с деньгами, «банкиры».
   Огромную роль в эволюции государства сыграло появление рабства. По сути, оно многократно ускорило эту эволюцию, приблизив появление современной его формы. Дело в том, что когда одни особи сообщества додумались лишать часть особей своего же вида с помощью насилия  практически всех прав (не важно, как это мотивируя), они получили чрезвычайное увеличение эффективности использования присвоенных ресурсов обществом в целом. При рабстве сообщество насильственно делит особей на две резко не равные категории, весьма специфическим образом распределяя между ними продукты переработки ресурсов. Одну – с низкой затратой ресурсов своего организма и высоким потреблением присвоенных всем сообществом  ресурсов, а вторую – с высокими затратами собственных ресурсов и очень низким потреблением присвоенных. Последняя категория особей лишается присущей ей от природы способности к насилию (вспомните главу 11 про власть) практически до нуля. По сути, эта категория лишается статуса особи своего вида, выводится «за скобки» сообщества по сумме своих прав, получая минимум ресурсов, подобно рабочему скоту или средству производства. Рабы, по сути, были тем, чем, многие столетия спустя для переработки ресурсов и экономики станут машины. 
    Однако, труд  самих рабов остаётся низкоэффективным, и самое главное – экстенсивным.  В результате параллельно происходит два процесса.
   С одной стороны, рабовладельческое государство быстро растёт. Довольно полное количественное удовлетворение базовых потребностей его граждан приводит к росту запросов на качество этого удовлетворения. В ответ на этот спрос развиваются медицина, искусство, наука и религия. Они, в свою очередь, становятся дополнительными  инструментами насилия. Появляются новые страты, со своими специфическими проявлениями поведения доминирования, иерархическими системами и ранговыми маркерами. 
   С другой стороны, этот рост и усложнение требуют всё новых и новых ресурсов, и прежде всего – территориальных.  Обостряется конкурентная борьба за ресурсы, в которой выживают государства с наиболее эффективными системами  управления сильно усложнившимся сообществом. Одна из них – демократия, в её истинном смысле, как распределение ресурса власти только между свободными особями. То есть между теми, между кем распределяется  и основная масса продуктов переработки ресурсов. Такой тип распределения власти давал «демократическим государствам» преимущества в выживании именно потому, что отвечал интересам основных потребителей присвоенных всем обществом ресурсов, чем вызывал у них заинтересованность в существовании подобной системы распределения власти.  Но эти настоящие демократии, существовавшие в рабовладельческих государствах,  только в условиях различных форм рабовладения и могли существовать. По сути, это была «расширенная аристократия».  Примечательно, что современные «демократии»  так же возникают  с появлением некоего заменителя рабов в виде машинного производства как технологии повышения эффективности переработки ресурсов и возможности неограниченного расширения базы первичных ресурсов. Но это уже совсем иная «демократия», на самом деле являющаяся скорее маскировкой истинного распределения властного ресурса в обществе за счёт создания иллюзии его распределения между всеми особями.

 


   Закончилось рабовладение совсем не потому, что в рабовладельческих сообществах вызрел некий «гуманизм».  Наоборот, благодаря увеличению эффективности использования ресурсов обществом в целом, которое обеспечило рабство, «свободная» часть сообщества, так же занятая в переработке ресурсов сумела усовершенствовать технологии на столько, что их эффективность превысила эффективность рабства. Соответственно, более успешными стали сообщества (государства), в которых под давление свободных переработчиков ресурсов стали отказываться от рабства. Это и было отрефлексировано и формализовано в идее «гуманизма». Подчеркну ещё раз: всегда сначала происходит прогресс технологий повышения эффективности использования ресурсов, затем в связи с появлением новых технологий изменяется  распределение в обществе властного ресурса, обеспечивающее широкое внедрение новых технологий, и только в последнюю очередь новые сложившиеся отношения в обществе формализуются в новые социально-политические идеи. Новые идеи, в свою очередь, катализируют и стимулируют естественные процессы совершенствования технологий использования ресурсов, вызвавшие появление этих идей. Катализированные изменения могут стать очень быстрыми, взрывного характера, что воспринимается наблюдателями как революция. В короткий период времени этих революций почти всегда меняются и доминирующие группы, перестраиваются иерархии.  Особенно ярко это происходило  в период  «технической революции», вызвавшей революции социальные. Но эти революции были как самые яркие и грандиозные, так и последние.  Когда деньги окончательно превратились из эквивалента материальных ценностей в эквивалент насилия, они создали прекрасную возможность для нового типа перераспределения властного ресурса. Самые крупные обладатели денег стали и самыми крупными обладателями власти. Исчезла необходимость главным обладателям власти постоянно подтверждать свою доминантность путём перманентного прямого насилия и  демонстрации своего потенциала насилия, своей власти. Эти процессы полностью ушли в сферу контроля за оборотом денег, что равно контролю за оборотом власти. Истинные доминанты ушли в «тень», сформировав для сообщества некую иллюзию, маскирующую истинное распределение власти в сообществе под названием демократия. Оговорюсь – «современная демократия», чтобы подчеркнуть её отличие от той, истинной демократии, существовавшей при рабовладении.  К современным демократиям различные сообщества (государства) шли несколько отличными путями, естественно.  Кто-то перешёл к ним непосредственно от рабовладельческого общества, кто-то прошёл через феодализм, централизовавшийся в монархии, у кого-то путь был более замысловат и извилист. Но итог один, и он определяется развитием технологий повышения эффективности использования ресурсов.
     Не стоит думать, что рабство как резкое разграничение особей сообщества по признаку обладания властным ресурсом закончилось сразу после его официальной отмены. Нет, оно прекрасно чувствует себя и в наше время. И ни где-то в «отсталых» сообществах, а в самом широчайшем смысле.  Просто формы его менялись сообразно развитию «передовых» государств. Для начала рабство переместилось из самих «передовых сообществ» в сообщества, завоёванные ими. Так называемый «колониализм», при котором колонии были, по большому счёту огромными коллективными  рабами «передовых государств». И опять, уже этот, «коллективный раб» стал менее эффективным с развитием технологий в сообществах – метрополиях и метрополии «даровали» колониям «свободу». На самом деле это был переход от физического насилия к экономическому и, на самом деле, рабство спокойно себе просуществовало до конца 20 века уже в новой форме. Затем появляется ещё более совершенная форма рабства – глобализм. И опять же, потому, что необразованное население экономических колоний, занятых самыми нижними ступенями переработки ресурсов стали менее выгодными, чем, если дать им и больше власти в собственных сообществах, и лучше образование, и более высокие ступени переработки ресурсов. Но и этот этап позади. Всё изменило давно предсказанное  гиперразвитие технологий, когда в технологическом процессе переработки ресурсов уже не нужен человек. К этому времени подоспел и другой процесс – истинные доминанты именно в силу того, что их доминирование благодаря деньгам стало скрытым, окончательно превратились в страту вне сообществ (государств). Уже на сегодняшний момент страта истинных доминант с их абсолютной властью и почти уже саморазвивающимися технологиями без участия человека не заинтересована в самом наличии на земле 99% её населения. Да и оставшийся процент нужен, в основном, как резерв генофонда. До тех пор, пока генетика не справится с проблемами вырождения.
Собственно, вот это гуманитарии  и формализуют в своих рефлексиях как постмодерн.
     Закономерно, что при постмодерне происходит деградация практически всех технологий кроме военных, медицинских и «развлекательных».  Доминирующую страту интересует исключительно защита себя и война в своей же среде, собственное здоровье и долголетие, и отвлечение человечества от процесса его преднамеренного уничтожения.  Соответственно, деградирует наука, которая теперь работает исключительно на эти технологии. Образование резко стратифицируется. Для разработки выше означенных технологий надо не так много учёных, рабочие высокой квалификации практически уже не нужны, а люди с качественным образованием опасны тем, что могут осознать всю эту прелестную картинку. Потому образование разделилось на три уровня. Высший, которым охвачено весьма ограниченное количество людей, обеспечивающее кадры для разработки нужных доминантам технологий.  Средний – для подготовки кадров управления людьми и обеспечения технологий развлечения, и самый низший – для всех остальных. При этом все три типа образования пронизаны  технологиями, формирующими в сознании людей ту самую «культурную реальность», обеспечивающую их покорность сложившейся системе и, соответственно,  доминантам.  Отдельно стоит упомянуть, что особо высокого развития достигли как раз технологии повышения эффективности как формирования «культурной реальности» в сознании особей, так и управления особями через воздействие на неё. Страта, занимающаяся развитием этих технологий, сама по себе обладает довольно значительным объёмом власти. Поэтому нельзя однозначно предсказать дальнейшее развитие большого человеческого стада. Но пока что, каких- то перспектив выхода из сложившейся системы высокотехнологичного неототалитаризма как крайней фазы постмодерна не наблюдается.
      И в заключение этой большой главы не могу не вспомнить про либерализм. Возможно, читатели заметили, что я ни разу не упомянул о нём в описании стадий развития человеческих сообществ. Дело в том, что какой- то отдельной экономической, социальной или политической формации с таким названием не существует и существовать не может. Как бы ни философствовали гуманитарные теоретики по поводу либерализма, его практическая суть состоит исключительно в степени контроля институтом власти над жизнью и деятельностью особей.  Не в отсутствии власти как таковой, а именно в степени контроля с её стороны, то есть, по сути, в том, какую часть личного потенциала насилия (природной власти) институциональная власть у особей отбирает. Масштабы этой узурпации и укладываются в крайности между тоталитаризмом и либерализмом.  И совершенно не обязательно при этом либерализм должен быть связан с «демократией». Ничего подобного. Более того, сама демократия может быть вполне тоталитарной. Вообще в истории любого из описанных выше основных типов стад – сообществ были и либеральные периоды и тоталитарные.  С либеральным периодами, как правило, связана молодость сообщества, его расцвет во всех смыслах, и быстрый прогресс технологий. С тоталитаризмом связана стагнация и старение сообщества.  Объясняется это довольно просто. Либерализм со стороны власти выражается в распределении ресурса власти «вниз», в общество, отдельным его особям. В этих условиях усиливается и конкуренция между особями (но строго ограниченная недопустимостью физического насилия со стороны власти!) и самоорганизация, самоуправление особей с помощью имеющейся у них доли власти. Может показаться парадоксальным на первый взгляд, но для контроля такого сообщества власть при своей либеральности должна быть очень сильной по обеспечению оставляемых за собой сфер контроля. Либерализм без сильной власти невозможен.
   Но всё в природе подвержено старению и затуханию.  По мере затухания индивидуальной активности особей, затухает и социальная активность, что всегда связано с выходами на новые «плато» технологического развития. Угасает  в таком обществе и способность к самоуправлении. Властный институт закономерно берёт на себя всё большие регуляторные функции, и общество входит в период тоталитаризма.
    Описанный «маятник» от либерализма к тоталитаризму имел место в жизни всех сообществ – от простой родовой общины до «капиталистических» и «социалистических» государств. Пока культурная эволюция не подошла к тоталитарной стадии постмодерна – неототалитаризму, уже упомянутому выше. Его отличие от тоталитаризма состоит в методологиях применения собственно власти. Если тоталитаризм просто и беззастенчиво использовал свой властный ресурс способом прямого насилия, чтобы заставить людей вести себя соответствующим образом, то неототалитаризм,  используя самые передовые технологии воздействия на культурную реальность особей, заставляет их захотеть вести себя соответствующим образом, то есть тотально контролирует саму мотивационную активность мозга особей.  Благодаря развитию тех самых фронтальных зон коры больших полушарий с их тормозной функцией и наличию речи, интеллекта, сознания, возникших благодаря удлинению времени импринтинга.
     Какова будет следующая стадия развития человеческого стада, и будет ли?
 

[Alexeyy]

Родовая (семейная) община была практически единственной формой организации человеческих сообществ очень долго. Практически, от момента начала антропогенеза до конца неолита (особенно на европейской территории).

Не совсем так: до родовой общины были фратрии. Род возник из фратрий, когда между ними нарушились отношения как между фратриями. Фратрии - это тоже, как и род, система ограничений половых отношений и тоже имеются запреты на половые контакты внутри их (как и в случае рода). Но, в отличие от родовой организации общества при фратрийной организации половые контакты возможны только внутри некоторых родственных фратрий (их может быть две, а может быть и больше).
  Фратрийную организацию демонстрируют аборигены Америки. Но у них уже есть и родовая организация. Распространены фратрии и у австралийских аборигенов. А у аборигенов Тасмании (самое архаичное этнографическое общество) фратрийная система доминировала, а родовая была лишь в слабом зачатке. Тасманийские аборигены – это где-то, грубо, верхний палеолит. Для основного населения земли он резко начал заканчиваться тысяч 10 лет. Назад (начался 55 тыс. л.н.). И, скорее всего, на протяжении подавляющей части истории человека доминировала фратрийная система.

[Konof]

Родовая (семейная) община была практически единственной формой организации человеческих сообществ очень долго. Практически, от момента начала антропогенеза до конца неолита (особенно на европейской территории).

Не совсем так: до родовой общины были фратрии. Род возник из фратрий, когда между ними нарушились отношения как между фратриями. Фратрии - это тоже, как и род, система ограничений половых отношений и тоже имеются запреты на половые контакты внутри их (как и в случае рода). Но, в отличие от родовой организации общества при фратрийной организации половые контакты возможны только внутри некоторых родственных фратрий (их может быть две, а может быть и больше).
  Фратрийную организацию демонстрируют аборигены Америки. Но у них уже есть и родовая организация. Распространены фратрии и у австралийских аборигенов. А у аборигенов Тасмании (самое архаичное этнографическое общество) фратрийная система доминировала, а родовая была лишь в слабом зачатке. Тасманийские аборигены – это где-то, грубо, верхний палеолит. Для основного населения земли он резко начал заканчиваться тысяч 10 лет. Назад (начался 55 тыс. л.н.). И, скорее всего, на протяжении подавляющей части истории человека доминировала фратрийная система.

Благодарю за интересную поправку и дополнение! Наверное, мне стоило где то в тексте сразу сделать оговорку, что моё изложение основных типов человеческой социальности не носит этнографического характера и даже не везде соблюдена строгая историческая последовательность. Моя цель - показать зависимость ( и довольно жёсткую) типов социальной организации от развития технологий как поведения повышения эффективности использования ресурсов. Обосновать мысль о том, что в основе социальной эволюции лежит не чья то субъективная воля (будь то личности или группы) или социальные инновации и "изобретения", а объективные закономерности эволюции культуры и мозга в конечном итоге. 

[Alexeyy]

Развитие технологий, по большому счёту, определяет развитие мозга и социальной организации?

[Alexeyy]

Не стоит думать, что рабство как резкое разграничение особей сообщества по признаку обладания властным ресурсом закончилось сразу после его официальной отмены. Нет, оно прекрасно чувствует себя и в наше время. И ни где-то в «отсталых» сообществах, а в самом широчайшем смысле.  Просто формы его менялись сообразно развитию «передовых» государств. Для начала рабство переместилось из самих «передовых сообществ» в сообщества, завоёванные ими. Так называемый «колониализм», при котором колонии были, по большому счёту огромными коллективными  рабами «передовых государств».

Нет: всё-таки это уже не рабство. Это - коллонии. Рабство, может, и не исчезло сразу с его отменой.  Но я бы предпочёл называть вещи своими именами.

[Konof]

Развитие технологий, по большому счёту, определяет развитие мозга и социальной организации?

Первична "органика", мозг, разумеется. Но с развитием культурной эволюции культурная эволюция сама становится фактором отбора и влияет, таким образом, на эволюцию "классическую", то есть на основе ДНК. Взаимовлияние, синергия. То, что довольно угловато описывается словами, и прекрасно описывается математикой. Но я ни разу не математик, к сожалению.